ни я не сомневались.
— Солнышко, я придумал нечто такое, что Михалычу лучше не слышать. И заполучил тоже.
Она заглянула в сумку, но ничего доставать не стала. Дворник понял намек, фыркнул, заявив, мол, слышал он про наши тайны сто раз, ничего нового не придумаете, только деньги переводить. И ушел к себе, тихонько прикрыв дверь, чтоб получше слышно было.
— Эти тряпки? Я-то думала… а вообще, бархат очень хороший. Вика знает, где достать.
— Я достал атомную бомбу под Ковальчука. Сейчас покажу. Но сперва разденусь и вообще, приведу себя в порядок.
— Ты издеваешься, да?
Но когда взглянула на документы, сразу все поняла.
— Это даже не расстрел, это два раза расстрелять и еще один, контрольный. Плюс лет пятьдесят за мошенничество. Даже представить не могла, что он на такое пошел. И что все это у Вики хранил. Бедная. Глупая женщина.
— Не упускаешь случая ее подколоть. Да ладно, мне она тоже не очень. Я сейчас тебе свой план расскажу, только ты не перебивай, а потом уже, когда до конца дойду, буду слушать твои вопросы. Потому как тебе все это сразу покажется чистым безумием.
— Не представляю, как это иначе назвать. Потому как ни я, ни, тем более, ты сам, с таким ни в прокуратуру, ни в генпрокуратуру, ни в Совмин, ни в КГБ не пойдешь. Сгребут, как твоего Фиму и еще лет двадцать дадут только за то, что растрепал гостайну.
— Я тоже не сомневаюсь, что мне шею намылят здорово. Но есть вариант. Вот послушай.
Я начал рассказывать, Оля, конечно, перебивала, но потом потихоньку смолкла. Говорил долго, несколько решений острых моментов даже сам придумал, по ходу дела. От этого всего дело предстало еще более фантастичным, невероятным, немыслимым. Странно даже подумать, что кто-то, пусть не мы сами, но некто вообще оказался бы способен его провернуть.
Не знаю, умел ли я убеждать или Оля просто решила мне поверить. Только единственным вопросом в конце оказалось, где же я все-таки шлялся после того, как ушел от Виктории. Я не стал скрывать.
— Сперва пытался понять, следит ли за мной Борис, потом понял, что это бесполезное занятие. И зашел в типографию. Они микрофильмы копируют, как я узнал, это нам в помощь. Ибо копировать придется очень много и все в немалом числе экземпляров.
Оля поглядела на меня.
— Зая, ты серьезно решишься на все это?
— Если ты не будешь против.
— Я, — она куснула губу. — Нет, я… сама заварила, сама полезла. Теперь глупо устраняться. Хотя да, я очень боюсь. Несмотря на то, что ты мне пообещал, что все пройдет гладко, и никого из нас не тронут.
— Меня, если уж совсем точно, вызовут в милицию, но по другому делу, я же пояснял.
— Не по Ковальчуку, точно?
— Не по нему, точно. А ты можешь не волноваться, все пойдет через Викторию. Сама понимаешь, откуда я все это выкопал, да и потом, документы…
— Знаю, но так подставлять даму некрасиво.
— Ты же говорила.
— Женщины любят друг о друге гадости говорить. Ох, зая, вляпались мы с тобой по самые помидоры. Даже не представляю, как выберемся. И хочется на тебя наорать, но не могу. Правда, очень хочется, чтоб ты все это прекратил. Но ведь все уже началось, я правильно поняла?
— Да, кое-что уже пошло делаться, но нам остановиться еще можно. Если только ради Ковальчука и его денег, то можно.
Она вздохнула.
— Вот именно ради него, а не его денег я и не хочу останавливаться. Сама не скажу, почему так, у меня очень сумбурно в мыслях, сейчас не сосредоточусь как следует, но… да и ты сам поймешь, я ведь знаю, ты у меня такой… такой. Я до этого момента ни разу не говорила, но правда, я очень тебя люблю. Нашла время сказать, да?
Я молча ее обнял. На следующий день мы еще пообсуждали, порешали наши дела, как раз перед тем, как разойтись по работам, а в понедельник, в обеденный перерыв, взяв почти все из коробки, пошел к Ирине, где заказал печать с микрофильмов и копии оных на другой микропленке, чтоб не иметь вот таких несуразных хвостиков, которые у меня получались после большей части Олиных съемок. Объяснять ничего не стал, да Ирина не спрашивала, понимая, что дело запахнет керосином и для нее, если спросит. Потому только увидев документы, которые я затем достал из папки, сразу сообщила, что они тишком достали ксерокс и никому не говоря, держат его в подвале.
— Первый отдел никуда не делся, работает и вынюхивает, но все, что у нас происходит, ему знать необязательно. Идемте.
Так я разжился хорошими копиями дела Чернеца в трех экземплярах, плюс получил еще много ксерокопий всего, что имелось в сейфе Виктории. Через пару дней получил и копии кассет, уже в более приличном виде: аккуратные катушки, сложенные в пластиковые коробочки. Оригиналы я по получении отнес на вокзал и запер в камере хранения. Вот если подумать, страшная тайна, а запирается чертовски надежно и всего за пятнадцать копеек. И пока ячейка занята, никому в голову не придет, что именно там хранится. Впрочем, рано или поздно узнают. Все узнают, рано или поздно.
Тем более, настал первый этап или фаза, как кому удобнее, слово «этап» мне казалось более точным, особенно, в отношении Ковальчука, но Оля его боялась, потому настаивала на другом, более прозаичном, что ли. Борис вышел из лесу, натурально так и сделал, в Ростовской области, и сдался милиции. Сразу начал говорить, все взял на себя и уже даже местом своего внезапного появления на свет, отмел все подозрения в причастности кузины. Впрочем, милиция все одно пришла к ней, сперва с расспросами, потом с обыском. Виктория не послушав моего совета не стала делать генеральную уборку дома, что напрасно, ибо отпечатки Бориса моментально всплыли. Ей пришлось поставить автограф под подпиской о невыезде. А значит и давать показания. Следователи к ней зачастили. Да что там говорить, газеты об этом писали и весьма подробно, особо та, чьи журналисты не гнушались грязным бельем любых известных лиц в городе и стране, а потому славились умением досаждая всем, выуживать такую информацию, что обиженные знаменитости готовились бить морды, а читатели — рвать друг у друга экземпляры газеты. Не мудрствуя лукаво, ее и назвали «Желтой», что только подогревало к ней интерес — тем более, что на ее страницах самых невероятных, скабрезных, порой пошлых, но обычно весьма достоверных новостей имелось в переизбытке. Этот информационный листок давал фору всем остальным и не только в нашей области — шутка сказать, появился всего
